У национальных проблем социальные или экономические корни.
Игорь Баринов: у национальных проблем социальные или экономические корни
16.08.2016
Глава Федерального агентства по делам национальностей (ФАДН), бывший депутат Госдумы и офицер "Альфы" Игорь Баринов рассказал в интервью ТАСС, что такое национальная политика в современной России, почему не повторяются беспорядки, которые были в Кондопоге и Бирюлеве, как влияют миграционные процессы на межнациональные отношения, как решается крымско-татарский вопрос и что делать с теми, кто уехал воевать за террористов в Сирию и Ирак.
– Что вообще такое национальная политика?
– Если говорить формальным языком – это комплекс мер, направленных на сохранение единства и целостности России и одновременно на поддержание межнационального мира и согласия, этноконфессионального многообразия народов нашей страны. При этом, уверен, очень важно не трактовать национальную политику исключительно как политику в отношении национальных меньшинств, исключая из нее русский народ. При всем многообразии задач – а это и сохранение малочисленных народов, и развитие национальных традиций – важно также не забывать о развитии русской культуры и русского языка как языка межнационального общения.
– Существует мнение: в России нет притеснения малых народов, а вот русский народ якобы притесняют. У русских нет национальной республики, 282-ю статью УК о "национальной ненависти" ультраправые называют "русской". Что на это скажете?
– Очень сложно русских "притеснять". Русских больше 80% в России, 115 миллионов. Если создавать некую "русскую республику", она будет как минимум странновато выглядеть – от Калининграда до Курильских островов. Говорить нужно о другом: о социально-экономическом развитии тех территорий, где преимущественно живут русские. О защите русскоязычных за рубежом. О проблемах на тех территориях, где русские – меньшинство. Важно понимать, что проблемы возникли не сегодня. Это последствия чудовищных дезинтеграционных процессов 1990-х, когда из ряда национальных республик наблюдался отток русских, а некоторые местные лидеры спекулировали на националистической теме. Сегодня, к счастью, есть понимание этой проблемы, в том числе у руководства регионов. Например, в Чечне и Ингушетии принимаются программы по возвращению русских, для республик это стабилизирующий фактор.
– В Стратегии государственной национальной политики до 2025 года говорится, что в сфере межнациональных отношений имеются "нерешенные проблемы". О чем идет речь?
– Часть проблем связана с процессом распада СССР, другая часть уходит корнями в советское прошлое – в первую очередь это депортации народов. Везде, где были депортации, сейчас мы наблюдаем точки напряжения. Это кавказские республики, Крым. С этим надо работать. Но постоянно апеллировать к этим трагическим событиям, а уж тем более спекулировать на них, нельзя. Забывать нельзя! Но и спекулировать тоже.
– В СССР говорили о "новой исторической общности людей – советском народе". Можно ли говорить о российской общности или мы слишком разные и рискуем перестать понимать друг друга?
– В России существует многовековой позитивный опыт "сожительства" разных народов, культур и религий. Он вовсе не исчерпывается советским периодом, хотя это тоже важный опыт. Мы так долго жили вместе, что это буквально вшито в нашу ментальность, заложено на уровне генов. Этот опыт добрососедства помог пережить 90-е годы и в принципе сохраниться как стране.
Сегодня у нас все больше поводов почувствовать себя действительно единым народом. Это победа на Олимпиаде в Сочи; это акция "Бессмертный полк" на 9 Мая, грандиозная по масштабам, сплотившая всю страну; это воссоединение с Крымом. Но так не будет продолжаться вечно, если этим не заниматься. Наше агентство призвано поддерживать традиции жить и работать вместе.
– В России существовало Министерство национальной политики, потом его упразднили. Сегодня действует ФАДН. Почему службу ликвидировали, а потом воссоздали? Хватает ли полномочий?
– Сегодня мы понимаем, что национальная политика требует системного, даже отраслевого подхода и управления. Мы пытаемся такую систему выстроить. Что касается полномочий. Любой мой коллега в правительстве скажет, что ему не хватает тех или иных полномочий. Но мы исходим из тех реалий, в которых находимся. Сейчас мы работаем над госпрограммой, которая позволит применить программно-отраслевой подход к решению задач по реализации государственной национальной политики. Он предполагает объединение мероприятий и финансовых ресурсов в одном документе с едиными целями, задачами и подходами к измерению эффективности. Участниками программы будут являться и другие федеральные органы исполнительной власти, деятельность которых в той или иной степени затрагивает этноконфессиональные вопросы.
– Несколько лет назад буквально каждые полгода проходили какие-нибудь волнения на национальной почве – Кондопога, Пугачев, Бирюлево. Сегодня почти полная тишина. Что-то реально изменилось или просто эти конфликты не показывают по телевизору?
– Сегодня что-то скрыть или о чем-то подобном умолчать просто невозможно. Даже если, предположим, федеральные телеканалы посчитают, что ту или иную ситуацию лучше не освещать, то в социальных сетях замолчать что-либо подобное вообще невозможно. Поэтому да, можно констатировать: в последние годы ситуация действительно меняется в лучшую сторону, массовых акций подобного рода нет. Хотя нет и полной тишины. Тема сложная, непростая. Поводом может послужить что угодно: провокация, экономический спор, криминальный конфликт, неадекватная реакция на ту или иную ситуацию правоохранительных органов или органов государственной власти.
Последний яркий пример – Калмыкия, где необдуманные, глупые действия дагестанского спортсмена могли привести к серьезным столкновениям представителей двух народов (1 апреля 2016 года спортсмен из Дагестана Саид Османов осквернил статую Будды в Элисте. – Прим. ТАСС). К счастью, совместными усилиями правоохранительных органов, властей Калмыкии и Дагестана, силами федерального агентства нам удалось избежать трагических последствий.
Чтобы предотвращать подобные события, локализовать их на ранней стадии, мы запустили систему мониторинга и прогнозирования межнациональных и межконфессиональных отношений. Мы видим, что сейчас эскалация большей части конфликтов идет через интернет. Уже нет необходимости ходить по адресам или обзванивать сторонников. Мониторинг призван отследить очаги конфликта, определить зачинщиков и вовремя остановить распространение националистических призывов в Сети.
Вторая часть мониторинга – это социологические исследования, которые позволят нам понять, что происходит в том или ином регионе, какие угрозы зарождаются, с чем они связаны. Определив точки напряжения, мы совместно с другими федеральными органами и местными властями разрабатываем "дорожную карту" по каждому конкретному случаю.
– Как влияют миграционные процессы на межнациональные отношения?
– На сегодняшний день эти процессы могут менять этноконфессиональный состав целых стран и регионов. Недавно мы провели исследование, посвященное проблемам, которые за собой влекут миграционные процессы. В 53 субъектах Федерации мы провели опрос, и две трети россиян отмечают, что в их населенном пункте живет много людей других национальностей, недавно приехавших из других стран или регионов России. При этом каждый четвертый замечает противоречия и конфликты между местными и приезжими. В тех регионах, которые экономически более привлекательны для мигрантов, эти цифры выше и напряжение там выше.
Понятно, что наша экономика без определенного притока мигрантов не сможет эффективно работать. Недавно мэр Москвы Сергей Собянин заявил, что продажа патентов мигрантам приносит в бюджет города больше доходов, чем нефтяные компании, чьи офисы здесь зарегистрированы.
Важно вывести миграцию из "серого поля", заниматься социокультурной адаптацией мигрантов, чтобы приезжающие на работу знали русский язык и наши традиции. Это будет одновременно профилактикой от радикализма и от угрозы создания национальных гетто. Радикализация зачастую связана как раз с трудностями адаптации мигранта к новым условиям. Он мог у себя на родине совсем не быть приверженцем радикальных религиозных течений, но попав в другую среду, если он плохо в ней адаптировался, он зачастую находит "выход" и "поддержку" в каких-то радикальных ячейках. Если же адаптация будет проходить нормально, искать там поддержку у человека не будет необходимости.
– Как вы оцениваете уровень национальной терпимости, толерантности наших сограждан?
– Мы провели исследование, чтобы оценить реальную ситуацию в области межнациональных отношений. Так вот, по нашим данным, 77% россиян не испытывают недоверия или неприятия по отношению к другим национальностям. Это хорошо. Десять лет назад результат был куда хуже. Но 17%, почти каждый пятый, признает, что имеет некоторое национальное предубеждение. При этом доля людей, которые сами сталкиваются с недоверием или неприязненным отношением к себе из-за своей национальности, составляет всего 5-8%. Это средние цифры по стране, но если переводить их в абсолютные показатели, то это несколько миллионов человек.
Как правило, причины этих проблем имеют социальные или экономические корни, но постепенно приобретают национальный окрас. Это легкий "канал выхода", ведь все, что связано с национальной проблематикой, имеет повышенную эмоциональность.
– Крымско-татарский вопрос никак не решался, когда Крым был в составе Украины. Это касалось языка, реабилитации, земли. Как обстоит с этим вопросом сегодня, когда Крым входит в состав России?
– За 23 года пребывания полуострова в составе Украины ни один вопрос в отношении репрессированных народов – это крымские татары, армяне, греки – не был решен. Россия уже многое сделала. Был принят закон о реабилитации. Крымско-татарский язык является на полуострове одним из трех государственных, Ураза-байрам стал общереспубликанским праздником. Строятся мечети, жилье, детские сады, объекты энергетики, вводятся льготы. Восстанавливаются объекты культурного наследия, началась реставрация Ханского дворца в Бахчисарае, который является символом для крымских татар.
Напомню, что в 2014 году на референдум о воссоединении с Россией пришло всего примерно 17% крымских татар. Они тогда воспринимали этот шаг с настороженностью. Сейчас ситуация меняется. 46% крымских татар не хотят возвращения Крыма в состав Украины и только 17% связывают свои надежды с Украиной. Это данные уже прошлого года. Уверен, энергетическая блокада полуострова, попытки терактов окончательно оттолкнут крымских татар от официального Киева и лидеров меджлиса. Уже сейчас самым популярным региональным политиком среди крымских татар является Сергей Аксенов, а федеральным – Владимир Путин.
- По данным спецслужб, некоторое количество молодых людей из России, в том числе из кавказских республик, уехало воевать в Сирию на стороне "Исламского государства"(ИГ, организация запрещена в России. – Прим. ТАСС). Некоторые возвращаются. Почему они уезжают и что делать с теми, кто вернулся?
– К сожалению, в некоторых республиках сохраняется коррупционно-клановая система власти. Часть молодых людей не видит перспективы, не имеет возможности социализироваться, получить хорошее образование, сделать карьеру. Такие люди и становятся объектами вербовщиков радикальных течений. Им говорят "посмотри, как несправедливо устроен мир, ты родился не в той семье, у тебя нет никаких шансов добиться успеха".
Российские силовики имеют полное представление, кто уехал и куда, в отличие от спецслужб Европы, которые только сейчас начинают это анализировать. И наша задача не допустить возвращения тех, кто воевал на стороне ИГ в Сирии или Ираке. Я не верю, что можно реабилитировать людей, которые совершали преступления в рядах террористов, убивали женщин и детей. С ними должны работать спецслужбы, и желательно уничтожить их там, куда они уехали.
А чтобы не уезжали, мы ведем большую работу по профилактике радикализма и экстремизма в интернете, СМИ, школах, институтах, спортивных секциях. Мы обязаны выиграть борьбу за умы нашей молодежи у радикалов.
Беседовал Андрей Веселов
Подробнее на ТАСС:
